Вдруг, откуда не возьмись, появился Виноград. Посмотрел на нас и тоже решил принять участие в уничтожении противника. Взял РПК, и с рук, как в американском кино, стал вторить Соседу, отправляя в девятиэтажку тучи пуль 5,45.
И так – минут двадцать, мы только цинки для него успевали открывать.
– Етит вашу мать! – обогнув забор, навстречу нам бежал боец. – Кто стрелял? Кто стрелял, козлы?
Остановившись, он долго не мог успокоить дыхание и, тяжело выдыхая, вытирал пот со лба. Мы молчали.
– Майор ***! Мои штурмуют здание! А отсюда лупанули из пулемёта! – он снял бушлат и бросил его на бетон. – Какого, спрашивается, хрена? Кто стрелял и по какой надобности? Вы стреляли?
– Я стрелял, – тихо признался Виноград.
– У меня, бля, сегодня итак, пятьдесят человек полегло! И ты тут, козёл безрогий! – отчаявшись, майор махнул рукой, присел и, еле удерживая смятую дождевым червяком жёлтую сигарету в дрожащих руках, закурил. – Скажи, боец, какого хрена ты отсюда стрелял? Фильмов насмотрелся и решил поиграть? Рэмбо хренов! Может, наградить тебя?
– За что, товарищ майор?
– Скоро сам увидишь! Салага, блядь, долбанутый! Даже бить тебя, и то желания нет! Козёл! – майор встал и, окатив нас пренебрежительным взглядом, пошёл по направлению к временному штабу самарских. – Поиграть решили, вояки хреновы. Что же вы в атаку под пули не идёте? Из-за спины бьёте. Эх, понабрали детей…
Через минуты три мы увидели двух бойцов, бежавших с раненым на руках. Парень обмяк и обвис на своих товарищах. Рана была тяжёлой, и не смотря на толстый слой бинтов, из пробитого горла фонтанчиком била кровь. Раненый дрожал неестественной дрожью и дёргался, похоже, отходя в мир иной.
– Что с ним? – Сосед, посмотрев на раненого, покраснел и вспотел.
– Мы на втором этаже на лестнице с двумя духами бились. Он был напротив окна. Пуля попала в горло… сзади… рикошетом…
– А духов чё, грохнули?
– Когда его ранило, мы уже срубили духов…
Бойцы ушли, оставив нас наедине с нашими мыслями. Мы молчали. Не слышали и не видели ничего. Просто сидели и молчали.
– Это я его… задел… я… – Виноград пнул ящик из-под патронов и посмотрел на пулемёт. – Это я его… убил…
Гороховый суп.
Утро. Семь часов. Просыпаюсь. Спал хорошо, не жалуюсь. Но глаза открывать не хочется, хочется спать до бесконечности, до конца войны, чтобы открыл глаза и раз – ты уже дома. Но и постоянно спать – тоже страшно, придётся встать и вылезти на улицу, поближе к войне. Открываю глаза – возвращаюсь к реальности, которую и не покидал. "Вжик, вжик, вжик, вжик, вжик…" – тот же свист пуль, что и вчера, и позавчера, и, кажется, всю жизнь, целую вечность одно и то же – "вжик, вжик, вжик, вжик, вжик…". Спал-то всего ничего – четыре часа, а бок ноет, будто на голом льду лежал неделю. Тут почки застудить – за делать нефиг, быстро, как в аду поджариться. Чувствую, ещё пару дней такого скрюченного недосыпания внутри бэхи, и всё, или от простуды загнусь, или с ума сойду.
Сосед тоже проснулся: дёргается, ворчит чего-то недовольно, постанывает, поскуливает. Я трясу его за плечо:
– Сосед! Мыться пошли!
– Пошёл ты! Никуда я отсюда не пойду, мне и здесь хорошо. Домой хочу! Сосед!
– О-о-о! Иду, иду, – Сосед, сморщившись от неприятных предвкушений, поднимает свои опухшие веки. – Иду, будь ты неладен.
Отбрасываю спальник, открываю люк, выбираюсь наружу. Сосед лезет следом:
– - Ну, чё? Кончилась война?
Свист пуль ему в ответ.
– - Сам знаю, что нет. И спросить уже нельзя! – он взял какие-то замасленные рваные тряпки. – Усман! Мыться пошли!
Идти мыться – это значит подбежать к забору, под которым лежит тонкий слой чёрного как смоль снега, согнуться в три погибели, чтоб ненароком не задело осколками или ещё чем, соскоблить с земли снег и тщательно размазать его по лицу и шее. Когда под тройным слоем липкой слизи уже не видно лица, полученный концентрат следует смыть водой из фляжки. Благо, хоть вода пока есть, её из Сунжи бидонами натаскали наши новые друзья, а мы позаимствовали этой мутной речной жидкости у них.
Закончив водные процедуры, мы обтёрлись тряпками и выкинули их тут же, у забора.
– Хорошо-то как! – к Соседу вернулись его обычная беззаботность и бодрое расположение духа. – Чего делать будем? Может, пожрём? Жрать охота!
– Пошли, консервы пожуём.
– Да, делать всё равно нечего, хоть пузо наполним, может жить легче станет.
– Станет, станет, перестанет.
Я выпрямился, потянулся, вдохнул полной грудью, и … уловил приятный запах свежего супчика. Невероятно! Я не верил самому себе, но сквозь вонь пожарищ мой чуткий нос уловил столь непривычные для этих мест оживляющие пары деликатеса. Вру, конечно, ничего я не вынюхал, я ж не собака Павлова. Заметил краем глаза бойцов на четвереньках и смекнул, что к чему. Да какая разница.
– Ого! Супец!
– Где? – недоверчиво повертел головой Сосед. – Где ты занюхал?
– А вон! – ткнул я пальцем в двух бойцов, пристроившихся у небольшого костра недалеко от нашей БМП.
Не сговариваясь и не переглядываясь, мы одновременно рванули в сторону незнакомых поваров.
Бойцы сидели на обломках бетонных плит у стены старого двухподъездного трёхэтажного здания из красного кирпича. Снаружи здание было почти неповреждённым, выбитые стёкла и двери не в счёт, и поэтому надёжно закрывало поваров от обстрела с тыла.
– Здорово бойцы! – Сосед сильно стиснул ладонь и яростно потряс за руку сначала одного, а потом и второго бойца.
– Привет, потерянные в раю, – ответили они. – Кушать будете?
– А чё там у вас? – Сосед важно нахмурился и заглянул в котелок. – Мы ведь что попало не едим, гурманы!
– Суп гороховый! – ответил боец, одетый в чёрный бушлат и рваные в коленях камуфляжные штаны. Был он щуплый, высокий и худой, и каска, надетая поверх солдатской шапки самого маленького размера, сползала ему на глаза. – Ща всё будет чики-пуки и готово!
– Зашибись! – только и смог выдохнуть Сосед, пафос которого сразу пропал, как водой смыло. – Нам плеснёте? – он подсел к бойцам.
– Базара нет! А ты, не стой, не на параде, – кивнул мне другой боец. Он был без шапки, в рваном свитере и бронежилете. На ногах – жалкое подобие кроссовок. Но бросилось в глаза другое – ремень его штанов, увешанный гранатами Ф-1, магически притягивал мой взгляд.
"Зачем он туда гранат понавешал?" – подумал я – "чуть его цепанут, и он сам взлетит к ядрени фени на луну."
– Присаживайся! Или нет, говорят, у вас полная машина консервов и колбасы. Может, принесёшь чего. Сапог и про сыр что-то говорил. Прихватишь чуточку?
– Ноу проблем, сэры! – заверил бойцов Сосед, а меня дёрнул за рукав:
– Вместе слетаем, принесём чего.
– Хлеб нужен? – я посмотрел в кипящий гороховым лакомством котелок.
– Не, хлеб есть. Тушёнку давайте, да всё тащите, что не жалко, – короткой алюминиевой ложкой помешивая произведение своего кулинарного искусства, боец в бронежилете скороговоркой повторил:
– Тушёнку давайте, тушёнку. Сбегаете?
– Мы мигом! Только без нас не начинайте, не ломайте кайф первой ложки, – шутливо, по-детски, пальцем пригрозил ему Сосед.
– Ага, ждём.
Подбежав к бэшке, мы открыли люк десантного отделения и осмотрели свои богатства. Сыр, яйца и колбасу мы уже съели, оставалось ящиков по пять тушёнки и рыбных консервов. Хлеба тоже, пока хватало. Взяли каждый по три банки и того и другого, и по буханке хлеба, всё равно – плесневеть начал, лучше уж съесть, чем потом выкинуть. А с бульончиком за милую душу съедим, и думать не будем!
Сосед дёрнул меня за плечо:
– Усман, подожди, давай автоматы возьмём, пригодятся. Не бежать же потом сюда за ними обратно.
– А я без калаша никуда идти и не думаю. Мы на войне находимся, а не на заграничном курорте, – я достал автомат и проверил магазин. В этот момент раздалась серия коротких глухих разрывов, но мы, прикрытые с одной стороны нашей железной коробочкой, а с другой – котельной, даже не пригибались, по звуку определив, что грохнуло чуть левее от нас.
– Достали, суки! Вот пожру, и за вас примусь! – словесно пригрозив кому-то неизвестному, Сосед для уверенности выпустил очередь в сторону бледно светящего солнца. – Козлы грёбаные!
– А солнце тут при чём? Кончай выкобениваться, пошли!
Рассовав продукты по карманам, мы захлопнули люк и, пригнувшись и не поднимая головы, побежали к ожидающему нас вкусному завтраку.
Когда до супа осталось шагов двадцать, я почувствовал, что что-то не так, поднял глаза, осмотрелся. И точно – ни бойцов, ни супа у здания не было. "Исчезли, бля! Кинула нас, Самара беспонтовая!" – зло подумал я, но тут же чуть не захлебнулся собственной слюной. На месте, где три минуты назад, в предвкушении сытного завтрака мы мило беседовали с бойцами, зияла воронка от 120 миллиметровой мины.
– Ахрене-еть! Суки! Суки!! Суки!!! – всё громче крича, Сосед закрутился волчком, поливая из калаша окрестности.
